ФСИН: менее 2% жалоб заключенных подтверждено

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ФОНД «ОБЩЕСТВЕННЫЙ ВЕРДИКТ» ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ФОНД «ОБЩЕСТВЕННЫЙ ВЕРДИКТ» | 18+

Замглавы ФСИН Александр Розин сообщил, что с января по октябрь 2025 года представители института уполномоченных по правам человека осуществили 862 посещения учреждений ФСИН, и лишь в 17 случаях информация по жалобам, ставшим причиной таких посещений, подтвердилась.

Комментирует Наталья Таубина:

«Почему эти цифры выдает ФСИН, а не УПЧ? И какова статистика УПЧ? Но раз уж ФСИН решила отчитываться за УПЧ, то лучше бы не количеством визитов отчитывалась. Эти цифры вообще ни о чем не говорят, особенно учитывая сокращение тюремного населения. Куда как важнее, а что дальше стало с этими 17 подтвержденными случаями, какие меры были предприняты и каковы результаты. Важно также понимать, каков критерий для того, чтобы случай считать подтвердившимся, насколько оперативно случались посещения после получения жалобы, как УПЧ проверяли достоверность — во всех ли случаях они опрашивали автора жалобы, опрашивали ли в отсутствии сотрудников ФСИН и с обеспечением конфиденциальности, или же приезжали и за чаем с начальником колонии решали все вопросы, а когда встречались с осужденным, то в компании одного/нескольких сотрудников колонии. Ну и отдельно интересно, а почему о посещениях колоний уполномоченными по правам человека отчитывается ФСИН? Понятно, почему ФСИН активизировалась и взбудоражилась — цифра-то красивая, но вот почему сами УПЧ не говорят о результатах».

Комментирует Асмик Новикова:

«Соотношение 800 с лишним и 17 подтвердившихся — это обычное соотношение, причем оно типично для очень многих юрисдикций, не только России. Это обычное дело. Самое главное, насколько они, работая по всем этим обращениям, дают возможность человеку, который это обращение подает, представить свою версию событий. Одна из основных проблем — государственные органы, работая по жалобам заключенных, делали это, как правило, таким бесконтактным образом, как будто российский заключенный жаловался в ООН либо Европейский суд, а не в родимую российскую ближайшую районную прокуратуру. Вот это расследование, которое не строится на прямом участии заключенного — это бич, с которым, по-моему, наши правоприменительные органы не очень стараются даже попытаться справиться. Они вообще такой проблемы не видят. Фактические исключение из хода проверки заявителя (заключенного) — нарушение стандарта доступа к расследованию. У нас, увы, такое нарушение является как раз стандартом работы контролирующих органов».